«Миронов ничего не умеет делать вполсилы и потому каждый раз тратится так, будто это первый и последний его выход на сцену». Так написал один хороший критик в июле 1986 года. Не ведал он, что слова его окажутся пророческими: через год с небольшим Андрей Александрович действительно вышел на сцену в последний раз. 14 августа он сыграл Фигаро, а 16-го скончался.

 Сегодня мы постараемся обойтись без пафоса и трагических панегириков. Напротив, мы постараемся, насколько это возможно, помянуть великого Артиста весело...

Григорий Горин, предваряя книгу, посвященную другу, писал так: “В Риге на спектакле “Женитьба Фигаро” за несколько минут до веселого финала с куплетами, Андрей вдруг пошатнулся и упал на руки подскочившего Ширвиндта... Поспешно дали занавес. Публика, не поняв случившегося, зааплодировала. Это были последние аплодисменты, которые, я надеюсь, он еще слышал...” Так закончилась жизнь великого русского актера. Как писал Роберт Рождественский “И ужас берет, что на эту – такую нежданную – смерть продавались билеты за месяц вперед...”

Конечно, рассказать на двух страничках что-то новое о такой махине, каким был Миронов, невозможно. Поэтому мы решили  просто предоставить слово тем, кого он считал близкими и родными. Мы не претендуем на достаточно емкий портрет Миронова, это всего лишь отрывочные воспоминания о детстве, отрочестве и юности Андрея Александровича, который для близких ему людей в те времена был просто Андрюшей.

 

Клавдия Пугачева, друг семьи

 

Андрюша был упитанным и, как мне показалось тогда, малоподвижным ребенком. Взгляд у него был хитроватый. Когда няня сказала: “Вот наконец и тетя Капа пришла”, Андрей, прищурившись, произнес: “Почему – наконец? А вдруг – на начало?” И сам рассмеялся. “О, да ты умеешь острить”, - сказала я. Он смутился, скорчил мордочку и деловито объявил: “Пойду делать уроки”. Но через секунду вышел из комнаты и спросил: “А можете вы мне рассказать что-нибудь?”

 

Орест Верейский, скульптор

 

Когда мы впервые пришли в дом к Мироновой и Менакеру, к нам подошел сын - весьма плотный рыжеватый мальчик, который, знакомясь с моей женой, щелкнул каблучками и изрек: «Пикантная мордашка!» Родители наперебой пытались объяснить мальчику бестактность его поведения, но хохот стоял всеобщий, заглушая поучительные наставления… Толстый мальчик... Мог ли я представить себе тогда, что пройдут годы, десятилетия, и этот мальчик превратится в одного из самых пластичных, самых грациозных, самых подвижных и ловких актеров нашего времени?

 

Кирилл Ласкари, двоюродный брат

 

Не понимая еще достаточно ясно, какой из видов искусства он выберет для себя, Андрюша подростком пробовал свои силы в живописи, у меня сохранился его рисунок под названием «Имэджинейшен». Пытался он писать стихи. Подолгу простаивал перед витриной музыкального магазина, который находился неподалеку от их дома на Петровке, рассматривая ударную установку. Это была его мечта, и я сказал, что проблема с подарком к его пятидесятилетию для меня решена... Я садился к инструменту, он притаскивал из кухни кастрюли и сковородки, на несколько часов квартира превращалась в место проведения джазового фестиваля. Любовь к старому, классическому джазу Андрюша сохранит на всю жизнь.

 

Александр Червинский, драматург

 

Мы на даче в Пахре... Вот он – грызет кукурузный початок. Ему семнадцать лет. Довольно упитанный, аккуратно причесанный мальчик. Ярко-голубые, круглые глаза, розовая физиономия. Зубы щелкают по несуществующей кукурузе. Это этюд. Он поступает в театральное училище и будет с этим «показываться». Прощелкал весь початок и по инерции вгрызся в собственную руку. Жует рукав. Теперь он ест воображаемый апельсин, обливаясь несуществующим соком. Доел и ждет, растопырив пальцы, моего мнения. Мне ясно – он на краю пропасти, но если спасать слишком энергично, то может сорваться и упасть. Спрашиваю деликатно с фальшивой улыбкой: «А ты всерьез хочешь всю жизнь этим заниматься?» – «А чем же еще?» – спрашивает он безнадежно.

 

Михаил Воронцов, актер, соученик по Щукинскому училищу

 

Ну, кто не играл в свое время в футбол пуговицами? Не буду вдаваться в тонкости этой игры, скажу только, что мы тоже играли, но не просто. Андрей был артистичен во всем. «Значит, так, старик, - говорил он мне, - завтра большой футбольный день. Команда Сьерра-Леоне встречается с командой Берега Слоновой Кости. Старичок, тебе надо выучить их гимн. Слова по-французски я помогу тебе выучить, а музыку придумай сам». И действительно, поддаваясь какому-то гипнозу, на следующий день я, как глава команды Берега Слоновой Кости, пел их гимн по бумажке и поднимал маленький национальный флаг. То же самое затем проделывал Андрюша за главу Сьерра-Леоне, и начинался матч. Арбитр у нас был всегда советский – домработница Катя. Она давала сигнал к началу матча, и дальше начиналось что-то неописуемое. Боже, что это было! Мы писали друг на друга протесты, кричали и размахивали руками, уводили с поля свои команды. В результате победа почти всегда доставалась ему. Андрей очень не любил проигрывать. На послематчевой конференции мы выступали, говорили речи, импровизировали, хвалили друг друга. Потом он приглашал гостей «откушать». Вот тут вторично появлялся арбитр – Катя с обедом, а тосты и речи продолжались.

 

Ольга Яковлева, народная артистка России

 

Помню, как мы танцевали с ним вальс с поддержками, он при этом успевал петь, пыхтеть, подбрасывать меня в воздух, но, видимо, из-за своей увлеченности танцем не всегда успевал меня ловить. Это было смешно, но при этом я умудрялась, падая, громко жаловаться педагогу: «А Андрюша меня не ловит, я с ним танцевать не буду...» Нам было по 17 лет. Мы, включая Вику Лепко, были самыми молодыми на курсе. На выпускном экзамене по пению мы с Андрюшей пели дуэт из какой-то оперетты. Сбежалось все училище. У меня – ни слуха, ни голоса. А Андрей со слухом и приятным голосом...

...На выпускном экзамене Андрей сделал мне предложение руки и сердца, хотя я была уже два года замужем. И потом еще долго Марию Владимировну не оставляла мысль нас поженить...

... Эфрос полюбил Андрея и пригласил его на роль Грушницкого в телеспектакле «Страницы журнала Печорина» по Лермонтову. «Почему Андрей?» И Эфрос ответил: «Потому что он не злодей, не интриган. Нужно, чтобы Грушницкий был душою компании, но с некоторыми комплексами, а это именно Андрей»...

... На панихиде Эфроса ко мне приближается чье-то лицо. Я не вижу никого, все в тумане. «Кто это?» – спрашиваю. «Это я, Андрей, как ты?..» Был январь 1987 года. В августе не стало и Андрюши. Я не смогла заплакать…